Павел Гончаренко: «Бывает, с разрывом крестообразной связки люди играют полгода»
Бывший доктор БАТЭ, а ныне клубный врач хоккейного «Динамо» Павел Гончаренко рассказал об особенностях своей профессии, проблемах спортивной медицины Беларуси, причинах и методах лечения травм, никотине и алкоголе в спорте. Павел также объяснил, как с разрывом крестообразной связки колена можно играть полгода и почему футбол всегда будет самым травматичным видом спорта.
— Почему ты выбрал врачебную практику и как попал в спортивную медицину?
— Я сам из семьи врачей, в этой сфере много родственников. Поэтому само собой так решилось, какой-то дилеммы при выборе профессии не было.
А в спортивную медицину я попал совершенно случайно. Работал в ортопедии травматологии и нейрохирургии в Жлобинской районной больнице, и поступило предложение от очень хорошего доктора, Кирилла Роговика, который тогда работал в структуре БАТЭ, влиться в спортивную медицину. Для меня это, конечно, было несколько ново. Работа в команде отличается от работы в учреждении здравоохранения. Но быстро привыкаешь, ничего сверхъестественного.
С одной стороны, хорошо, когда у тебя ограниченный контингент: через некоторое время можешь изучить своих пациентов, будешь знать особенности организма, характера. А с другой – «замыливается» глаз, конечно, ты перестаешь развиваться. Ни посовещаться, ни послушать стороннее мнение, которое есть у коллег в больнице или поликлинике. Тем не менее в спорте приходится быть врачом общей практики: и швы накладывать, и горло лечить, и глаза, и кости обследовать.
— На каком уровне находилась спортивная медицина, когда ты в нее попал?
— В 2010 году я вообще объективно не мог оценить уровень медицины. А что касается спорта, то я начинал работать в дубле БАТЭ, поэтому в то время у меня не было особого доступа к препаратам, оборудованию. Не было ни базы, ни кабинета. Жизнь дубля в основном проходит на колесах: приехал, потренировался, уехал.
— Перед БАТЭ ты еще работал в женской команде «Минска».
— До 2011 года. Конечно, женщины отличаются от мужчин, есть особенности характера, поведения, физиологии. Но не могу сказать, что различия разительные.
— Бывало ли в практике, когда девушка тебя стеснялась?
— Возможно, это и было, но я стараюсь на такие вещи не обращать внимания. В процессе общения подобное ощущение проходит, просто не надо акцентировать на этом внимание. Нужно предельно корректно и профессионально общаться, чтобы не было двусмысленностей.
— Когда ты пришел в БАТЭ, команда уже была известна в Европе. Не было пиетета перед футболистами?
— Я всегда стараюсь относиться с одинаковым вниманием к любому пациенту. Будь это игрок дубля, основы или какая-нибудь звезда. Нужно профессионально относиться к своей работе, не обращая внимания на статусы и регалии спортсмена. Ты же не будешь мазать пальчик какой-нибудь звезде, если молодой игрок в это время лежит с серьезной травмой. И поэтому в БАТЭ я не ощутил какого-то трепета.
— Как известно, в футболе достаточно так называемых «хрустальных» игроков. Как обращаться с теми, кто подвержен частым травмам?
— В этом случае, на мой взгляд, медицина отходит на второй, а то и на третий план. Ты же не дашь ему таблетку, разрешенную антидопинговым законодательством, не пропишешь процедуры, чтобы он не был «хрупким». Чаще всего подверженность травмам говорит о том, что в биомеханике движений есть нарушения, тело работает не в оптимальных кондициях. На мой взгляд, если человек на самом деле здоров, то он может перенести колоссальные нагрузки, все, что хочешь. Это подтверждает, например, чудесное выздоровление силового жонглера Валентина Дикуля. Эти чудеса – совсем не чудеса. Они говорят о том, что человек может стать здоровым, но иногда для этого нужно приложить сверхусилия.
Есть, конечно, подверженность травмам, запрограммированная генетически. Но предрасположенность и ее наличие – это две большие разницы. Ген может реализоваться и в определенных условиях. Или наоборот прекратить свою реализацию. При правильном тренировочном подходе и медицинском сопровождении почти все проблемы могут быть разрешены или хотя бы компенсированы.
Возьмем феномен Месси. У него врожденное заболевание, связанное с ростом. Из-за этого от игрока отказались несколько испанских футбольных школ, они не видели в нем перспективы. А «Барселона» как-то смогла рассмотреть талант, рискнула вложить деньги его в развитие. И вот вам пожалуйста.
— Насколько важно детское спортивное воспитание?
— Это первоочередная вещь. Но, на мой взгляд, в Беларуси это ахиллесова пята нашего спорта и спортивной медицины. У нас страдает именно воспитание здорового человека, атлетически развитого, с прицелом на профессионализм. Особенно это касается игровых видах спорта. Секции должны воспитывать в первую очередь физически здоровых людей, которые даже в обычной жизни будут иметь приоритет по сравнению с теми, кто ничем не занимается.
Но есть и другой пример – та же система, например, Лобановского. Мол, если человек выдержит данную ему нагрузку, значит, из него будет толк. Но, заметь, никто не пишет, что стало потом с людьми, которые были подвержены подобным нагрузкам, что впоследствии случилось с их жизнью, карьерой, здоровьем. Может, кто-то стал инвалидом.
— Относительно выносливости многие игроки говорят, что благодаря нагрузкам Юревича они могут играть до сих пор.
— Это мы уже говорим о взрослом спорте, о сложившихся людях. Но есть так называемые сенситивные периоды развития. Физиологи говорят, что в определенный период жизни ребенка некоторые качества развиваются лучше, какие-то – хуже. И в дальнейшем те элементы, которые не получили должного внимания в тот или иной период, очень сложно, а порой и просто невозможно восстановить и натренировать. Конечно, тут необходимо грамотное планирование тренировочного процесса, чтобы не допускать у детей перетренированности. Нужно уделять внимание ОФП, координации, ловкости, а не только специальной подготовке. Нужно воспитывать полноценного здорового человека, а не будущую звезду.
— Можно ли сейчас, глядя на спортсмена, определить, где были допущены ошибки в физическом воспитании в детстве?
— Иногда это бросается в глаза, конечно. Но обвинять кого-то я считаю бесперспективным. Просто какие-то вещи следует брать на заметку, чтобы не определенные ошибки не допускались в будущем.
Сейчас тренировать так, как это делали 20 лет назад, нельзя. Мир идет вперед, и результаты это доказывают. Причем не только в игровых, но и в других видах спорта. В чем-то белорусская медицина имеет заслуги, но в основном мы стоим на месте. Многие списывают это на фармакологию, питание. Я тогда спрошу: разве бразильские дети, которые тренируются чуть ли не в фавелах, имеют хорошие условия? Однако они приезжают в Европу и становятся конкурентоспособными.
— Если бы наши футболисты в детстве уезжали за границу и воспитывались в европейских условиях, они достигали бы более высоких показателей?
— Да, это мое твердое убеждение. То, что белорусские футболисты не могут бегать так же быстро, как Месси – это исключительно из-за того, что они растут в наших условиях. У нас есть ошибки в тренировочном процессе.
Я приветствую, когда люди уезжают за границу хотя бы для того, чтобы получить новую информацию, увидеть, как там тренируются, работают. И, конечно, уровень медицинского сопровождения за границей выше. В первую очередь это уровень менеджмента и диагностики. Но о кардинальном разрыве говорить все равно не стану.
Однако, я повторюсь, в развитии спортсмена фармакология, медицина играет не самую значительную роль. Ей отводится 10-15%. 50-60% – это тренировочный процесс. Остальное – образ жизни: питание, профессионализм, как спортсмен относится к себе, обратится он к доктору вовремя или нет. Поэтому надо правильно расставлять приоритеты.
— У спортсменов есть вредные привычки, например, курение. Многие не стесняются в этом признаваться.
— Курение несет только вред – это я могу утверждать и доказывать. Кто-то скажет, что если эта вредная привычка не мешает играть, то ничего страшного нет. На это могу ответить, что если бы ты не курил, то наверняка играл бы еще лучше, быстрее бегал бы, больше забивал. Ни в одном исследовании не написано, что курение оказывает какие-то положительные эффекты. Но есть куча доказательств, что курение сказывается отрицательно.
— Александр Юревич, например, курит. Все об этом знают, но он играет до сих пор.
— Не могу сказать, что Александр Владимирович (и только так, по отчеству, потому что я его уважаю, он очень хороший, умный человек), много курит. Я сам никогда не видел его с сигаретой, поэтому в принципе утверждать это не могу. В любом случае я буду повторять, что такая привычка несет только вред.
— К тебе приходили спортсмены подшофе?
— Такое бывало, не скрою. Все мы люди, а не роботы. 364 дня в году футболист ведет профессиональный образ жизни. А тут у него свадьба, крестины или еще что-то, он может расслабиться. Но если расслабление приобретает регулярный характер и не подкреплено никакими уважительными причинами, то это плохо. В таком случае надо ставить вопрос ребром. В нашей страны именно от алкоголя не менее 50% проблем, это точно. И это можно говорить не только о спорте, а в принципе об обществе. На мой взгляд, пить и спортсменам, и вообще всем людям нельзя. Пользы от алкоголя гораздо меньше, чем вреда.
— А как же бокал пива после матча?
— После тяжелой игры, стресса (а матч – это всегда стресс для организма) немного алкоголя не запрещается. Но есть жесткий ценз в первую очередь на количество. Нужно учитывать и место употребления. Например, если кто-то будет пить в клубном автобусе, например, в «Штутгарте», то точно разразится скандал. А вот дома никто спортсмена, конечно, контролировать не будет, тут он сам должен за собой следить.
Бокал пива после игры не лишен физиологического смысла. Я ни в коем случае не пропагандирую употребление, но такая мысль есть. Алкоголь помогает восстанавливаться в первую очередь психологически, может помочь преодолеть обезвоживание, поставляет некоторое количество витаминов. Но если пьешь больше полулитра – начинается отрицательный эффект. Такие моменты тоже надо учитывать. Опять же, надо учитывать пол, возраст, наличие заболеваний и противопоказаний.
— Как проследить за процессом восстановления игрока после матча?
— Когда я работал в БАТЭ с Виктором Михайловичем Гончаренко, а затем и с Александром Владимировичем Ермаковичем, мы проводили биохимическое тестирование, брали анализы в лаборатории. Конечно, в идеале нужно было делать это сразу же после игр. Но, к сожалению, у нас для этого не было ни технических, ни финансовых возможностей. Важно проводить все процедуры в одной лаборатории, чтобы исключить все погрешности. Если кто-то думает, что лабораторные исследования – это объективные методы, то могу таких людей разочаровать. Кроме технического компонента, методик анализа, которые порой очень разнятся, есть еще и человеческий фактор: как помоют пробирку, аппарат и многое другое. И биохимический анализ объективным также назвать нельзя.
Важны и психологические моменты. Иногда и без химического анализа и углубленного просмотра видно, восстановился игрок или нет. Были в моей практике и спортсмены, которые восстанавливались дольше остальных. И ко всем нужно относиться индивидуально. В спорте важно видеть в человеке личность, работать с ним без каких-либо предубеждений и шаблонов. Некоторые игроки субъективно чувствовали себя хорошо, но цифры говорили об обратном.
— Многие восхищаются долголетием Дмитрия Лихтаровича. Это здоровье позволяло ему играть до 37 лет?
— О Дмитрии Евгеньевиче я могу отзываться только положительно. И как о футболисте, и как о человеке. По отношению к работе и к себе он заслуживает самых высоких оценок. Именно благодаря этому, ну и здоровью, которое было заложено в детстве, он так долго играл. Думаю, и сейчас Дмитрий мог бы побегать, попрыгать и поиграть в футбол в свое удовольствие.
— Один из самых травматичных игроков в БАТЭ – Виталий Родионов?
— Нет. У меня есть статистика по пропущенным дням, тренировкам. Но сходу ее не вспомню. У Виталия Викторовича в свое время все наложилось, был фон для подверженности травмам. Но если бы он не относился к себе настолько профессионально, то давно закончил бы.
— В 2011 году в матче с «Динамо» он получил травму, после которой многие заканчивают.
— У него был разрыв крестообразной связки. Но не скажу, что после таких травм заканчивают. И не должны заканчивать. Конечно, мы не берем случаи, когда есть сопутствующее – повреждение хрящей и прочее. Или если случается повторный разрыв. Это уже совершенно другое. Такое случалось у Хольгера Бадштубера.
— Можно ли с высокой долей вероятности определить характер повреждения сразу на поле или даже с бровки?
— Может, кто-то и развил в себе такие способности, но я не такой. Конечно, некоторые вещи понятны и очевидны. Например, переломы. Впрочем, в любом случае нужно оперативное исследование, определение проблемы. Ведь игрок может быть разгорячен, он может не чувствовать боль и бегать дальше. А потом окажется, что у него серьезная травма.
— Много обсуждали момент, когда в одном из матчей столкнулись Хагуш и Войцеховски. Анри отыграл матч, а потом выяснилось, что у него разрыв крестообразной связки. Такое вообще возможно?
— Конечно. Он, может, и полгода отыграл бы. Некоторые известные в футбольном мире люди без «крестов» играют несколько лет, а потом успешно выступают в других видах спорта, например, пляжном футболе. Но к чему это приводит – вопрос. Некоторые без крестообразных связок ходят на работу, занимаются определенными видами спорта, берегут колено и всю жизнь не имеют проблем. А другие с крестообразной имеют артроз к 40 годам. И ситуация с Хагушем вполне реальна. Связка может порваться не вся, может быть надрыв. И надрывы бывают разные. С каждым человеком все надо решать индивидуально.
— Многие думают, что у спортсмена, который восстанавливается после травмы, куча свободного времени.
— В идеальных условиях, как я себе представляю, спортсмен в этом случае должен быть гораздо более загруженным, чем тот, кто проводит полноценные тренировки. Но, опять же, это все индивидуально, зависит от травмы. Иногда нужно просто лежать, а порой процедур намного больше, чем тренировок.
— Бывали ли у тебя такое: ты отводишь спортсмену одно время на восстановление, а они возвращаются намного быстрее?
— Конечно. Труднее всего, конечно, предполагать срок восстановления спортсмена. Если для обычного человека все более-менее понятно (можно посмотреть на средний показатель, статистику и ориентироваться на это), то в спорте прогноз – это дело неблагодарное. Спорт и так подразумевает предел нагрузок. А как организм будет реагировать на нагрузки после травмы, никто точно не скажет.
За годы своей практики я пришел к выводу, что для более точного анализа и вынесения приговора то же МРТ нужно делать на 3-4 день после игры. Есть определенные законы физиологии, законы реакции на повреждения. Реальную картину можно получить только через несколько дней после получения травмы. И только тогда можно установить какие-то точные методы лечения и сроки восстановления. Конечно, все (и тренер, и игрок, и врач) заинтересованы в скорейшем восстановлении спортсмена, но при этом нужно знать грань. И в этом случае не должно возникать конфликтов между доктором и тренером, они должны работать в тандеме.
— В плане здоровья игрока главное слово должен иметь врач?
— Нет. Главное слово – за игроком. Потому что это его здоровье, его карьера, его жизнь. Каждый человек сам ответственен за свое здоровье. Не зря же все его желают.
Только, к сожалению, в нашей стране ответственными хотят быть не так уж и много людей, они постоянно перекладывают ответственность на других. Если ты чувствуешь, что что-то болит, что-то не так – сходи к врачу, проверься, узнай. Недостаточно информации от одного доктора – иди к другому. Надо не лениться, а походить, повыбирать. Не может доктор быть всегда правым. Надо съездить на консультацию за границу – я только за. Всегда есть какие-то нюансы, которые, может, я не замечу, а за границей обратят внимание.
— Постоянные поездки игроков за рубеж оправданы на 100%?
— Нет. Я общался с европейскими врачами, знаю результаты и их методики. Да, там менеджмент, уровень комплексного обследования и лечения, конечно, выше. Это глупо было бы отрицать. Но говорить о том, что они там дадут гарантию, скажут точно, нельзя. Есть примеры неудачных поездок, просто губительных решений, которые впоследствии ломали карьеру.
В Беларуси тоже много грамотных специалистов, врачей. Но если уж ты не нашел такого человека, то можно проконсультироваться в Европе, да хоть в США или Китае. И после этого взвесить все за и против и выбрать то, что тебе кажется правильным. Европейская медицина – не панацея. Там что, не умирают люди, спортсмены не заканчивают? В Европе нет травм? Просто у нас отсутствует национальная гордость, мы не хотим верить в нашу медицину, в наш спорт и во все остальное. Так нельзя. У многих наших докторов тоже руки из правильных мест растут. У нас есть люди, которые хорошо консультируют, оперируют, лечат, реабилитируют. Но наша проблема в том числе и в том, что нет грамотно построенного менеджмента, как в Европе, чтобы провели пациента по всему пути от «а» до «я».
— Благодаря некоторым спортсменам широкую известность приобрела некая женщина из Сербии Марианна, способная поднимать человека на ноги чуть ли не за пару дней.
— Я спрашивал о ней и на Западе, но никто не знает, как она лечит. Если бы знали, она или получила бы Нобелевскую премию и все использовали ее методы, или ее разоблачили бы. Но я хотел бы закончить все разговоры о том, что ее методы не научны и никем не доказаны. Ведь главное – результат. Особенно в медицине и спорте. Какими методами он добивается – дело вторичное. У нее реально есть результат. Люди с определенными травмами в европейских клиниках восстанавливаются несколько недель, у этой женщины – за пару дней. Я лично видел пример, когда на УЗИ, МРТ было инструментально доказано, что определенные изменения происходили. Я думаю в этом что-то есть. Мое личное мнение – это точно не шарлатанство. Есть результат, есть факты восстановления человека за короткие сроки.
— Но есть же примеры, когда и она бессильна?
— Конечно. Если бы она ставила на ноги всех, то брала бы сумму с двумя нолями больше.
— Ты ставил на каком-нибудь спортсмене крест, а он, наоборот, выкарабкивался?
— Я никогда не ставлю крест, не люблю это. Я всегда говорю спортсмену, что если работать, стараться, искать причину, следствие, то все решится. Иногда, конечно, есть моменты, из-за которых стоит закончить со спортом. Но врач всегда должен давать надежду. Тем не менее порой нужно настроить игрока и на противоположное. Например, у молодого спортсмена перспективы весьма туманны. И здесь решается его судьба: или он пойдет сейчас учиться, получит нормальную профессию, но не будет играть в футбол. Зато он будет здоровым, получать деньги. Или, наоборот, он будет мучиться пять лет, а потом ни туда, ни сюда. Так что можно порекомендовать, но ставить крест – я таким не занимаюсь.
— Дима Мозолевский – герой, как многие считают?
— Он молодец, что не опустил руки. Ни я, ни в местах, где мы консультировались, не могли определить, в чем причина проблемы. Вот тогда было тяжело. Но Дима не опустил руки, продолжал искать. Его желания, в том числе с божьей помощью, реализовались. Он молодец, что не терял надежду, веру в себя. Он стремился вернуться, всегда добросовестно работал. Яркий пример того, что никогда нельзя складывать руки, а нужно идти вперед до самого конца.
— Бывали ли у тебя в карьере случаи, когда игроки получали травмы и тебе на поле приходилось оказывать чуть ли не скорую помощь?
— Конечно, и это для всех большой стресс. В первую очередь потому, что ты выбегаешь на поле с одним чемоданчиком, в котором нет «больницы», нужно обойтись имеющимися средствами. Экстренные ситуации бывали, но, слава богу, все живы, никто не понес никаких последствий.
— Когда должен выбегать на поле клубный врач: только при разрешении тренера, судьи или по своему усмотрению?
— Вообще, у нас на этот случай есть регламент. Но яркий пример – Моуринью и физиотерапевт «Челси» Ева Карнейро. Я считаю, она поступила абсолютно верно. Судья разрешил ей выйти на поле, и если что-то случится с игроком, Жозе не будет нести ответственности. Он скажет, что не знал, он же не специалист. Если судья будет звать врача, пускай игрок даже просто упал, доктор должен наплевать на всех и побежать к спортсмену. Жизнь человека – это самое главное.
— Как ты относишься к моментам, когда врач используется игроками как инструмент для затяжки времени?
— Во-первых, врач – это не инструмент. Это игроки его используют в маленьких футбольных хитростях, так что спрашивайте у спортсменов. И, кстати, у меня бывали такие моменты. Иногда я выбегал, и оказывалось, что все совсем не там страшно, как казалось с бровки.
— Что должен делать врач, когда игрок просит написать устраивающий его диагноз, где-то схитрить?
— Врач всегда должен сохранять холодную голову. Нормальный доктор всегда понимает, где можно пойти на уступки, где это не будет иметь никаких последствий. Но, на мой взгляд, таких вещей должно быть меньше. Тем не менее врач может что-то порекомендовать игроку, а он уже сам должен решать. И спортсмен ни в коем случае не может обижаться, если у него не пошли на поводу.
— Сейчас ты работаешь в хоккее. В связи с этим хочу спросить, что травматичнее: футбол или хоккей?
— Конечно, футбол. Да, в хоккее много столкновений, но там защита, специфика работы другая. И это все определяет. Футбол даже травматичнее бокса и единоборств. Это связано с особенностями деятельности, динамического стереотипа, картины движений, которая в футболе не является оптимальной. УЕФА 15 лет на всех континентах изучала вопрос травматизма в футболе, чтобы свести итоги к «Программе профилактики 11+». А сейчас сама игра меняется, как и тренировочный процесс. Травматичность футбола связана и с подготовкой, и с физическим уровнем подготовленности спортсмена, и, конечно, с особенностями деятельности.
— Какие в футболе и хоккее самые распространенные травмы?
— В футболе, по статистике, это ушибы. Но из-за них игроки редко пропускают тренировки. На мой взгляд, самые распространенные – это мышечные повреждения. В чем причина? Тренировочный процесс. Где-то он неправильно построен, что-то недосмотрели и тренеры, и врачи. Очень сильно влияют следующие моменты: ведение мяча одной ногой, удары одной ногой. Футбол – это несимметричный вид деятельности. Почему нет мышечных травм в марафоне? Потому что у спортсменов обе ноги примерно одинаково развиты. В хоккее тоже есть асимметричность, но это касается верхней части тела. Но пока статистики по травмам в хоккее у меня нет. Понятно, это контактный вид спорта, поэтому, наверное, повреждения могут возникнуть именно из-за этого.
— Тебе интереснее работать в футболе или хоккее?
— Мне везде одинаково, ведь мое дело – лечить. Специфика своя есть, но и там, и там я занимаюсь своей работой – лечением.
— И в конце хочу поставить точку в одном вопросе: ты родственник или однофамилец Виктора Михайловича Гончаренко?
— Однофамилец. Конечно, мне приятно иметь такую же фамилию, как у человека, добившегося больших успехов в футболе. И, возможно, в 12-м колене у нас есть какие-то родственные связи. Но, насколько я знаю, мы все-таки однофамильцы.